Автор: big distraction
Название: ---
Пейринг: Карпов/Антошин
Жанр: с легким налетом ангста; POV Антошин
Размер: мини
Дисклеймер: герои не мои и все такое
Варнинг: беспросветное соплежуйство и, скорее всего, OOC
Посвящение: мб это не к месту, но я все-таки приведу короткую и не самую веселую историю. Конечно, фикрайтер из меня никакой – никогда не занималась этим серьезно. И была далеко вообще от слеша и Глухаря, ну а уж тем более от союза вышеперечисленных. Однако была у меня очень хорошая подружка, которую, наверное, лучше будет назвать просто словом «друг» (оно звучит не так легкомысленно). Это она сподвигла меня на просмотр «Глухаря», только начала я это делать уже где-то с середины 3 сезона. Ну, не беда, что к чему разобралась и, можно сказать, «прониклась». И вот, когда вместе с ней мы посмотрели «Точку», долго обсуждали, возмущались нелепым концом, и т.п. и т.д. Она сказала еще тогда, а что будет с Карповым? Может, теперь срок немалый светит и все прочее... А потом попросила написать меня что-нибудь по этому поводу, ну, как бы Антошин пережил отсутствие Стаса, люби он его? В общем, получилось накарябать весь этот бред. Думаю, что он (фф), в общем-то, имеет право на существование, «в топку» отправлять вроде жалко.
А вот подруге показать не получилось, к сожалению, потому что она… в общем, ее больше нет. В буквальном смысле.
Поэтому посвящаю ей.
читать дальше
Ты красив безумно. Ты безумно любим мною. До дрожи во всем теле только при одной мысли о тебе… Ты… ты мой. Я не говорил тебе этого, но я это знаю, как знаешь и ты, что я – твой. Люблю это слово – «мой», потому что слишком долго любимые мною люди были не моими. Но больше этого слова я люблю произносить твое имя. Люблю шептать его, люблю выкрикивать его и люблю его петь. Только теперь твое имя ничего больше не значит, кроме того, что оно – единственное, что осталось мне от тебя.
Подоконник. Молча сижу, смотрю на злой зимний город за окном, думаю. Я - одна большая постоянная попытка опровержения того, что разлуку можно пережить без боли. Весь мир для меня теперь разделился на две страны: ту, где ты есть, и ту, где тебя нет. Сейчас я не слышу, не вижу тебя. Тебе сейчас плохо, а меня нет рядом.
И не будет еще долгих…сколько?
Телевизор показывает что-то цветное и пестрое. По телевизору недавно были страшные новости, а в них – ты. А сегодня снова бессмысленные мелькающие картинки. Сегодня реклама майонеза и пива, счастливая семья, покупающая новую машину, прогноз погоды. Будто и не было тех новостей. Мир продолжает жить дальше, забыв о них. Знаю, помню, что они были, но отказываюсь верить и слушаю прогноз погоды, не слыша его.
Смешно: с точностью до минуты могу назвать время, на протяжении которого мы не виделись с тобой. Жизнь моя становится бесцельной и пустой, и я становлюсь таким же вместе с ней. Безысходность, у которой все-таки есть исход. Только я не смогу. Пробовал, не получилось: до слез становится жалко самого себя. Такой уж я эгоист, что поделать.
Я отвлекаюсь работой днем, но не могу ничем отвлечься в глухую полночь. Чувствую, что от сердца будто отрезают по куску. Будто и отмерено уже, на сколько частей. Интересно, когда уже последняя и резать будет больше нечего?..
***
Сегодня я хожу знакомыми путями, там, где был ты. Знаю, что нет больше твоих следов – утром выпал новый, ослепительный снег. Люди ходят по нему и, оступаясь, хватаются друг за друга. Мне не за кого ухватиться, поэтому я иду уверенно и ровно, преодолевая желание упасть в него, в ослепительный, искать (и не находить) где-то там, под ним, твои следы. Молча давиться своей тоской.
Я иду-иду-иду, пропуская мимо сотни лиц, не похожих на твое. Я все еще отказываюсь верить и ищу-ищу-ищу среди сотен силуэтов твою широкую спину и уверенную походку.
Сегодня я хожу… Весь день хожу. Как ходил вчера, позавчера, и как завтра пойду. Наматываю километры по городу… так же, как наматывают длинные волосы на палец во время раздумий. Я не спал сегодня, и, честно признаться, не хочу спать. Мне не хочется даже напиться, нажраться в дрова, я просто хожу – и, кажется, так немного лучше. Когда становится совсем невмоготу, я сажусь в дребезжащий трамвай и еду пару остановок, чтобы звук мотора впился в мозг, оставляя в висках болезненный след. Трамвай везет меня к твоему дому. Выглядываю в окно, смотрю на машины и тусклый пунктир фонарей. Намеченные остановки пролетают, я снова на улице, до тебя – пятнадцать минут пешком. Сплевываю в снег розовой от крови слюной – не заметил, как разгрыз свою щеку.
Иду. Твой дом высится за деревьями, в сумерках вечера окна зажигаются одно за другим, только твои по-прежнему мертвы и темны. Мне холодно, и я не в состоянии больше сделать ни шага, поэтому безвольно опускаюсь на какую-то скамейку. Звонит телефон. Вздрагиваю, несколько секунд собираюсь с духом, заставляю себя поднять руку и вынимаю его из кармана. Ветер превращает мои уши в сотни елочных иголок: жалею, что снова забыл дома шапку.
Это был не ты.
- Привет, где пропадаешь? Почему трубку-то не берешь?
- Привет… да так… дома… Чего-то хотел?
- Да не… просто узнать, как дела, куда пропал.
Делаю так, чтобы он, на той стороне трубки, подумал, что у меня в голосе улыбка. Хочется сорваться на крик («Сдохнуть хочу! Вот такие дела, ну как, узнал, доволен?!»), но я растягиваю губы. Странные люди – видят выход там, где есть стена до неба, считают, что если улыбнуться, то обязательно станет легче. Мне – не легче от этой улыбки, зато так легче ему, по ту сторону телефона. Наверное, я все-таки не настолько эгоистичен, потому что вспоминаю о нем, и о том еще, что ему, возможно, было едва ли лучше, чем мне сейчас. А еще – о его тревожном взгляде при каждой встрече – будто догадывается о чем-то.
- Как видишь, никуда. Отлично все, Сереж.
- Ну смотри, - после недолгого недоверчивого молчания. - Ладно… давай тогда.
- Давай…
Это-был-не-ты!
Легкие наружу вывертываются – хочется выкрикнуть твое имя. Не могу.
«Как долго!.. как долго…» - я шепчу, раскачиваясь из стороны в сторону, телефон падает – в снег (не забыть его здесь), голова опускается все ниже и ниже, застревает проклятый комок в горле, и не чувствую больше ни глаз, ни рук, ни ног… Не могу выдавить рыдание: кажется, сейчас мое горло разорвется на части. Странные люди, они говорят «слезами горю не поможешь». А ведь мне легчало, когда я плакал. Это сейчас больше не могу. Сейчас, когда я плачу, у меня нет слез; мой плач больше похож на судорогу.
На улице уже совсем темно. Поднимаюсь со скамейки и ухожу, не оборачиваясь. На улице нет запахов, нет людей и нет тебя. Зато есть ряд пустых машин, облезлые деревья вдоль тротуара, яркие дорожные знаки и светофоры; есть и я. Заглядывая в витрины, не узнавая в отражении себя, бреду молча от твоего дома до дверей твоего бывшего кабинета, лелея глупейшую и невозможнейшую из всех надежд: вдруг ты меня там ждешь?.. Ты не ждал.
Тенью мимо дежурного прохожу, не отвечая на вопросы, делая вид, будто оставил здесь что-то, а теперь вот вернулся… Отвлекаю себя воображаемо-приятным: когда ты вернешься, увижу тебя, и буду стоять, стараясь не схватиться рукой за сердце: оно болит без тебя каждый день. Ты приблизишься ко мне, и я задохнусь от нехватки воздуха и от избытка тебя. Теперь я знаю, что буду делать, когда ты вернешься: буду слушать, каждое слово твое ловить буду. А потом – попрошу тебя никогда больше не пропадать. Я, возможно, даже встану на колени перед тобой и буду плакать. Знаю, что ты ненавидишь это. Знаю, что за это, возможно, получу пару-тройку ударов под ребра – отрывистых, резких и точных, и несколько таких же слов... и буду этому рад. Только возвращайся.
***
Прихожу домой поздно. Мой дом такой же холодный, как и улица. Главное – пережить завтра. С радостью поехал бы на работу и проторчал бы там весь следующий день до ночи… Только завтра будет воскресенье, и это значит, что снова город, снова снег и снова бесцельные километры пустоты.
В квартире темно. Я не включаю свет. Скидывая в прихожей ботинки и куртку, прохожу в спальню, опускаюсь на кровать и беззвучно пускаю слюни в подушку – унизительное зрелище. Но, в конце концов, кому какая разница? Я не сумел любить тебя красиво. Безумно больно.
Снова звонит телефон, оставленный на краю стола в прихожей; приоткрыв глаза, вижу, как в темноте загорелся его дисплей, но не поднимаюсь с кровати. Мобильник продолжает пиликать и, вибрируя, ползет к краю. Считаю. Раз. Два. Телефон гулко ударяется об пол, и замолкает мгновенно: то ли перестали звонить, то ли удар подействовал, - мне безразлично. Завтра утром я обнаружу, возможно, пропущенный вызов лучшего друга, перезвоню и постараюсь улыбаться, потому что ему будет спокойнее от этого.
За окном в свете фонаря вальсирует снег, подрагивают и скребут о кирпичную стену кривые ветки внизу, у подъезда.
Продолжаю жить.
ps. Фанарт мой. Где-то видела немыслимо выразительное ч/б фото Рожкова, здесь то, что получилось воспроизвести по памяти, мб чутку непохож. Карпова срисовывала с кадра из той самой последней серии, получилось, как видите, не совсем похоже
так, очертания только... Рисовала на бумаге, испортила, доредактировать пришлось уже в фотошопе)
